"Православные миссионерские станы в Китае в начале XX века"
Храм всех Святых. г. Пекин. Бэйгуань.
Начало века стало временем многочисленных драматических событий в судьбах Православия в Китае. Летом 1900 г. Российская Духовная Миссия в Пекине была разгромлена ихэтуанями, более двухсот китайцев–православных приняли мученическую кончину, отказавшись предать свою веру по требованию повстанцев. Представители русского духовенства столкнулись с необходимостью заново отстроить миссию, благо на это имелись средства, выплаченные китайским правительством в качестве компенсации за понесенный ущерб. Кроме этого, в трудах миссионеров появилось новое направление — распространение своей деятельности в глубь страны. Развитие этого направления связано с личностью начальника 18–й Миссии архимандрита, а с 1902 г. — епископа Переяславского Иннокентия [Иоанна Аполлоновича Фигуровского (1863–1931)].
Сын священника Енисейской епархии, архимандрит Иннокентий с детства участвовал в миссионерской работе своего отца среди малых народов Сибири. Он воспринимал задачу проповеди Евангелия среди народов Востока как главную цель своей жизни. Сделав блестящую церковную карьеру, отец Иннокентий в 1894 г. стал ректором Санкт–Петербургской Духовной семинарии, в 1895 г. был назначен настоятелем Покровского «что на Убогах домех» миссионерского монастыря[364]. В 1897 г. он возглавил Российскую Духовную Миссию, причем, отправляясь в Китай, планировал усилить проповедь Православия в Срединной империи, уже не ограничиваясь Пекином и еще несколькими крупными городами.
Начиная со времен Петра I правительство России требовало от Духовной Миссии в Китае подчинения интересов Церкви интересам государства, а также проявления всемерной осторожности, дабы проповедничество не вызвало озлобления богдыханских чиновников и тем самым не осложнило межгосударственные отношения.
Лишь после заключения в 1858 г. и последующих годах серии договоров цинского правительства с иностранными державами миссионеры получили свободу действий на территории Китая. Среди чиновничества России появились сторонники развертывания православной проповеди, так как они узнали от российских дипломатов об истинном размахе деятельности католиков и протестантов в Китае. Граф Е. Путятин доносил в столицу в ноябре 1857 г.: «Осмеливаюсь думать, что теперь настало время показать нам ревность большую прежней в деле Евангельской проповеди, которая главнейше должна состоять в приготовлении надлежащих миссионеров и в убеждении всех делать добровольные и обильные приношения соответственно достатку своему на этот важный предмет»[365]. Несмотря на одобрительное отношение трона к этому предложению, государственный аппарат по–прежнему ориентировал сотрудников Миссии в Пекине на сдержанность. Преобладали рекомендации такого рода: «В действиях своих руководиться полною осторожностию и благоразумием», «совершать это без шума и со всевозможным смирением… дабы… не привлечь… подозрительности и неблагосклонного внимания местного правительства»[366].
Решением Государственного Совета от 5 ноября 1863 г. Миссия в Пекине была реформирована и передана духовному ведомству, т. е. подчинена Святейшему Синоду и, перестав выполнять дипломатические функции, не подлежала более власти Министерства иностранных дел. Получив свободу миссионерской работы среди китайцев, Миссия, однако, практически не вышла за пределы Пекина. Правда, совершался важный подготовительный труд — переводы на китайский язык Священного Писания, богослужебных книг и богословской литературы. Без выполнения этой задачи невозможно было донести православное вероучение до китайцев[367]. Как указывает иеромонах Алексий Виноградов, библиотека Санкт–Петербургской Духовной Академии в 1884 г. содержала следующие переводы, выполненные сотрудниками Российской Духовной Миссии: Четвероевангелие, Деяния и Послания апостолов с Апокалипсисом, Толковое Евангелие, Псалтирь, Священная история Нового и Ветхого Заветов, Указатель евангельских и апостольских чтений, Часослов, Октоих, Службы на двунадесятые праздники, Страстную неделю и Святую Пасху, Введение в новозаветные книги Священного Писания, Изложение православной веры, краткое и по порядку символа веры, Катехизис пространный и краткий, Зерцало православного исповедания, Молитвослов краткий и полный, Последование к Причащению и Литургия для мирян, Панихида, Об обязанностях христианина, Указание пути в Царство Небесное, различные краткие поучения[368]. Под руководством и при самом активном участии архимандрита Иннокентия переводческая работа продолжалась.
Однако китайских текстов было недостаточно, нужны были люди, желающие и умеющие вести миссионерскую работу в условиях Китая. Получив назначение в Пекин, отец Иннокентий по указанию обер–прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева совершил поездку в Англию и Францию, где познакомился с протестантскими и католическими учреждениями, подготавливавшими миссионерские кадры, изучал их опыт. Далее он проследовал на Афон, но уехал оттуда разочарованным, не найдя желающих отправиться в Китай, что объяснил упадком монашества и нехваткой подходящих людей[369]. Прибыв в Пекин, он направил все силы на укрепление Миссии и распространение ее влияния во внутренних районах Китая[370]. Восстание ихэтуаней и ставшие его следствием разрушения не только временно приостановили деятельность архимандрита и его сотрудников, но и поставили под вопрос само существование Миссии.
Взаимоотношения Миссии и ее начальника с российскими дипломатами в Пекине отличались напряженностью, а подчас и враждебностью. Многие сотрудники Министерства иностранных дел полагали, что существование православной Миссии в Китае является исключительно источником ненужных беспокойств и неприятностей. Такая точка зрения во многом коренилась в весьма распространенных в то время в русском обществе анти–церковных и антиправославных настроениях. Весьма показательны в этом смысле слова врача В.В. Корсакова, служившего в начале XX в. при Российской дипломатической миссии в Пекине и опубликовавшего несколько книг о своей жизни в Китае: «Увы! Если китайцы изверились в пригодности наличных христианских учений, то и православие в его современной чиновничьей иерархии и церковности не даст им ни душевного покоя, ни тем более исцеления от нравственных недугов… По справедливости китайцы могут сказать православным иерархам: “врач! исцели Самого Себя” (Лк. 4:23)»[371]. Такого рода упреки в адрес Русской Церкви со стороны проживавших в Китае соотечественников были весьма частыми, тем более что многие из них вовсе порвали связи с Православием. В отчете о состоянии шанхайского отделения Миссии за 1916 г. архимандрит Симон (Виноградов) писал, что значительная часть русских в этом городе принадлежала к инославным исповеданиям. «Большое собрание русских (и инославных) в церкви бывало только в большие праздники, а обычно бывает несколько человек, иногда же совершенно никого из русских не бывает за службой»[372]. Во время ознакомительной поездки по Китаю начальник Миссии столкнулся с тем, что многие семьи российских подданных оказались «в полном отчуждении не только от Православия, но и от всего русского»: в одной семье в Фучжоу «дети не крещены, сам глава семьи не пожелал видеть епископа и принять от него благословение»[373].
Летом 1901 г. архимандрит Иннокентий был вызван в Россию для проведения консультаций в Синоде о будущей судьбе Миссии, которую планировалось было закрыть, а самого архимандрита отправить заведовать Миссией в Урмии (ныне Резайе, Иран). К счастью (видимо, благодаря хорошим связям в столице), вопрос был решен положительно: постановили отстроить подворье Миссии в Пекине заново и устроить там Успенский монастырь на началах общежития. Архимандрит Иннокентий был в 1902 г. хиротонисан во епископа Переяславского, что придало ему дополнительные полномочия в укреплении Православия в Китае[374] . Самой главной трудностью епископа Иннокентия стал, как теперь принято выражаться, «подбор команды».
Владыка имел четкие взгляды на то, каков наилучший путь для распространения веры Христовой в Китае. Наиболее подходящими для этой цели он считал «православные общежительные монастыри, откуда бы не только слышалась устная и печатная проповедь, но где бы неофиты Православия учились бы христианскому благочестию, находили бы религиозно–нравственную поддержку в минуты смущений и скорбей и, даже, учились бы и способам улучшения своего земного благополучия»[375]. На пути созидания Успенского монастыря Владыке Иннокентию пришлось претерпеть немало скорбей и стеснений.
Он вернулся из России в Пекин в августе 1902 г. в сопровождении более чем тридцати человек «в одеянии послушников», многие из которых были по профессии слесарями, портными, сапожниками, столярами, а также иконописцами и певчими. Не которые отправились в Китай не столько для спасения души, сколько ради заработка, и скоро возроптали, требуя возвращения домой (иногда даже угрожая начальнику Миссии револьвером)[376]. Их поддерживало окружение российского посланника, поскольку чиновники использовали любую возможность, чтобы досадить Владыке. Они «относились враждебно к личности епископа, будучи убеждены, что епископ будет держать себя в отношении светской власти независимо, как равный с равными, но не подчиненный»[377]. Следствием сложившейся ситуации стало постоянное содействие дипломатов бродяжничеству монахов (таких беглецов за 1902–1917 гг. было 11 человек)[378]. И тем не менее, постепенно вокруг начальника Миссии сформировалась группа сторонников, бескорыстно преданных делу распространения Православия в Китае. Были среди них и опытные монахи, и молодые люди, только вступившие на духовное поприще[379]. Им–то, а также православным китайцам — выпускникам миссийской Пекинской семинарии и принадлежит заслуга открытия многочисленных миссионерских станов в различных провинциях Китая в начале XX в. Нужно отдать должное самоотверженности этих людей, которые малым числом и практически без средств достигли столь многого. Ведь на 1 января 1914 г. Российская Духовная Миссия в Китае включала всего лишь 85 человек, очень многие из которых вообще никак не были связаны с миссионерской деятельностью.
Личный состав Российской Духовной Миссии в Пекине в 1914 г.[380]
Епископ - 1
Архимандрит - 2
Игумен - 2
Иеромонах - 5
Иеродиакон - 8
Монах - 6
Рясофорный послушник - 3
Послушник - 2
Мантийная монахиня - 2
Для сравнения укажем, что в эти годы в Китае действовали протестантские миссионерские общества из Германии (13), Швеции (7), Норвегии (8), Финляндии (2), Дании (1), Англии (29), Ирландии (1), Новой Зеландии (1), США (59), Канады (5)[381]. Католики были не менее многочисленны: в 1916 г. в Китае работали 1668 священников этого вероисповедания[382].
Прежде чем перейти к рассмотрению истории возникновения и развития миссионерских станов, описанию различных форм их деятельности, следует остановиться на вопросе о том, кому же в Китае была адресована православная проповедь. Как мы уже видели, представители «образованных классов» русского общества, находившиеся в Китае, крайне холодно относились к Православию. Среди «русского рабочего и служащего люда», десятками тысяч проживавшего в Маньчжурии и Монголии, потребность в церковном окормлении была несколько выше[383], однако указом Синода от 8 августа 1907 г. маньчжурские приходы, как прилегавшие к русской границе и расположенные на территории, являвшейся российской сферой влияния, были переданы в юрисдикцию Владивостокской епархии[384] . Таким образом, Российская Духовная Миссия оказалась обращенной к собственно китайскому населению, включая так называемых албазинцев, отуземленных потомков русских.
Русское духовенство, учитывая печальный опыт католиков, S всегда пессимистически смотрело на возможность обращения в Православие представителей образованных слоев китайского общества. Главным препятствием считалось конфуцианство, которое, по замечанию архимандрита Палладия (Кафарова), «в удовлетворение потребности умозрений создало для себя холодную, механическую теорию мироздания и материалистическую философию; лишено начал спиритуализма и вместе с тем впадает в грубое суеверие» [385]. Поэтому русские миссионеры избегали обращаться к «языческой гордости» ученых китайцев и вели проповедь среди «верующих в простоте души», т. е. среди простонародья .[386]
Для того, чтобы усилить миссионерскую деятельность, необходимы были дополнительные средства, которыми Миссия, жестко финансировавшаяся из государственного бюджета, не располагала. Преосвященный Иннокентий прибег к двум способам увеличения доходов: созданию подворий (к 1917 г. их было пять: в Петрограде, Москве[387], Харбине, Дальнем и на станции Маньчжурия КВЖД), а также к развертыванию предпринимательства[388] . Эти меры позволили получить дополнительные ресурсы для открытия новых миссионерских станов.
Преосвященный Иннокентий неоднократно обращался в Синод с предложением открыть православные миссионерские станы во всех основных городах Китая, однако эта инициатива не получила поддержки[389]. Проповедническая же деятельность Миссии стала развиваться в пассивных формах: станы открывались там, где население само проявляло интерес к Православию и выражало готовность поддержать миссионеров, в том числе и материально.
Одним из первых был основан миссионерский стан в Фынкоу (примерно в 150 км от Ханькоу). Около 300 жителей этого городка в 1898 г. и вторично в 1901 г. выразили желание принять Православие. Мы не располагаем точными данными о том, каким образом народ в этой местности пришел к такому решению. Возможно, что сказалось влияние русской православной общины церкви во имя Св. Александра Невского в Ханькоу, насчитывавшей почти 700 человек. По сообщению журнала «Китайский благовестник», жители Фынкоу жаловались на притеснения властей и выражали недовольство поведением протестантских миссионеров, проявляя желание не только креститься, но и принять российское подданство (очевидно, надеясь приобрести определенные привилегии в отно–шениях с местными чиновниками)[390] . О том, какой это был народ, один из миссионеров писал так: «…они люди небогатые, и им самим едва хватает на пропитание своего заработка»[391].
Епископ Иннокентий приехал в Фынкоу лишь в 1902 г., чтобы обнаружить, что к принятию крещения готово только несколько человек. Диакон из китайцев, Сергий Чан, в 1903 г. начал катехизацию и основал часовню в близлежащем местечке Юаньцзякоу, однако по наущению протестантов она была сожжена разъяренной толпой, а сам диакон был вынужден покинуть Фынкоу (возможно, став жертвой развернутого им движения против опиекурения[392]. В 1907 г. открылась школа, в которой преподавали монах Антоний[393] и воспитанник Миссии — учитель Иван Гао, но в 1912 г. школа закрылась из–за постепенного охлаждения китайцев. Как отмечалось в отчете Миссии, «в начале возник большой интерес к православию и стремление к присоединению к Православной Церкви, но это движение не нашло в свое время поддержки»[394]. Действительно, с 1902 по 1912 г. было крещено всего 62 человека. Здесь имеется в виду то, что из–за недостатка миссионеров и духовенства Миссия не имела возможности поддерживать регулярные связи со многими станами, где православная жизнь часто начинала затухать, ибо изначально подпитывалась усилиями всего лишь нескольких энтузиастов. Это весьма живо описал в своих записках архимандрит Симон: «…за долгим отсутствием здесь (Вэйхуэйфу, пров. Хэнань. — Авт.) священника некоторые разучились полагать на себя крестное знамение, при всех усилиях рука не слушалась и производила неопределенные, неловкие движения. Некоторые вместо того, чтобы целовать крест, нюхали его»[395]. Нередко ино–славные миссионеры проявляли большую активность, отвлекая желающих креститься от Православия. Например, летом 1907 г. поступило известие, что 400 человек в районе деревень Люцзя–ин, Тайин и Цяньнань пров. Чжили, не дождавшись русских миссионеров, приняли протестантство[396].
Нельзя обвинить православных миссионеров в нерадении, они просто не располагали достаточными средствами и человеческими ресурсами, чтобы немедленно послать людей в глубинные районы, откуда поступали просьбы прислать проповедников. Вот отрывок из отчета катехизатора Павла Таня, отправившегося в город Сянью пров. Фуцзянь, в ответ на подобное прошение: «Обратный путь я совершил по той же дороге, по которой приехал. До Фынтин пятьдесят ли я ехал верхом, затем тридцать ли до Тоулянь шел пешком. В Тоулянь пришел я в четыре часа вечера и тут ночевал, так как продолжать путь вечером в этом месте опасно. Утром 24 числа (сентября. — Авт.) я отправился далее, от Тоулянь до Лэян пятьдесят ли, этот путь я прошел пешком, только ли на десять нанимал носилки. В Лэян я три дня ждал пароходика. 27 числа в двенадцать часов ночи отправился я из Лэян на лодке, чтобы сесть на пароходик и ехать в Амой. В Амое пришлось пять дней ждать парохода, и я остался без денег, так что пришлось занять у одного знакомого человека. По недостатку денег билет на пароход я взял третьего класса. Более трех суток пришлось питаться только рисом, так как пассажирам третьего класса другой пищи не давали. 6 октября я приехал в Шанхай»[397]. Путешествия были не только длительными, изнурительными, дорогими «не по средствам», но и просто опасными для жизни. Так, в 1910 г. начальник уезда Цисянь пров. Хэнань предупреждал иеродиакона Антония против поездки в уезд Нинлинсянь, поскольку в летнее время в высоких хлебах могли скрываться жестокие разбойники[398].
Тщетно ожидая поддержки из России, руководство Миссии сетовало: «Дело миссии вообще не есть дело только ее членов, это дело всей Церкви, всего Православия. И, если инославные вероисповедания поставляют в Китай тысячные полки своих миссионеров и тратят миллионы рублей на внешнее представительство своих церквей, то русскому человеку, носителю заветов чистого православия, не только пастырю, но и простолюдину, должно всеми силами поддерживать интенсивную и материальную работоспособность нашей миссии в Китае»[399]. Русское общество не разделяло такой точки зрения, собирая угли себе на голову. В основном поступали лишь незначительные пожертвования[400].
Продолжим описание православных миссионерских станов. В пров. Хубэй, помимо Фынкоу, где имелся молитвенный дом, проповедь шла в деревнях Ваньфучжа (одно время был молитвенный дом), Дафуцзе (школа), Лобацзя, Лоуцзуй (с 1912 г. молитвенный дом и школа), Лугуаньмяо (в 1912 г. молитвенный дом и школа), Лэйцзявань, Синькоу (школа с 1911 г.), Сяоцзякоу, Танцзявань (одно время молитвенный дом), Хуанлиньвань, Хэйлюду, Чжантанкоу, Юаньцзякоу (проповедь началась в 1903 г.) — к 1917 г. всего в 17 населенных пунктах[401]. Как правило, наиболее жизнеспособными оказались станы, которые получали поддержку от местных жителей, как, например, школа в центре уезда Мяньян пров. Хубэй, торговом городке Сяньтяочжэнь, получавшая финансирование от православных торговцев, братьев Евгения и Капитона Чэнь. Важным обстоятельством являлось также присутствие проповедников–китайцев. В том же Сяньтаочжэне молитвенный дом стал центром православной проповеди в округе, поскольку там с 1910 г. поселился выпускник миссийской семинарии, катехизатор Тарасий Го (впоследствии монах Тертий). Об участии его в жизни общины писал член Миссии архимандрит Симон: «…проповедь монаха Тертия убедительна и жизненна. Говорит он без всякой подготовки, применяясь к обстоятельствам. Христиане обращаются к посредничеству монаха Тертия в своих раздорах, и он при помощи своих сотрудников из местных христиан примиряет их. Если же ссоры доходят до суда, то монах Тертий и перед властями старается выяснить действительное положение дела, чтобы защитить невинных…»[402]. Китайцу–миссионеру было проще понять нужды местных жителей, не было языкового и культурного барьера, который приходилось преодолевать русским, нередко впадавшим в уныние[403]. Ведь, как говорилось в отчете Миссии, «жизнь в станах среди китайцев в глуши не всегда бывает удобно обставлена, бывают и лишения, нужно немало претерпеть, пока освоишься с обстановкой…»[404].
Миссионеры использовали некоторые китайские традиции для того, чтобы укрепить общины, создать связи между православными из разных деревень и поселков округи. Так, в Сяньта–очжэнь после Божественной литургии устраивались праздничные обеды для прихожан. Архимандрит Симон писал по этому поводу: «Эти собрания — не наша выдумка, обычай собираться на праздничный обед людям одинакового рода занятий или членам какого–либо общества создан самой жизнью китайского народа, и мы в данном случае ступаем, так сказать, на твердую почву»[405]. Подобным же образом на севере, в пров. Чжили, в стане Юнпинфу на Рождество после праздничного богослужения проводились «вечера знакомств» (жэныии хуэй–認識會)[406] для прихожан из разных деревень.
По мере распространения Православия вокруг Ханькоу в деревнях постоянно появлялись группы желающих креститься. Например, в селениях Дунхукоу, Бохукоу и Луцзякоу уезда Тяньмыньсянь пров. Хубэй во второй половине 1916 г. крестились 275 человек. Все они, за исключением стариков и младенцев, как отмечалось в отчете, прошли период оглашения и твердо знали тот минимум, который требовался от желающих принять Православие: Символ веры, Декалог, Заповеди блаженства, молитву Господню и молитву Богородице. Миссия в Пекине специально печатала листы с этими текстами. Конечно, заучивание наизусть не часто приводило к действительному усвоению истин веры новообращенными. «Всякую истину слова Божия они готовы принять с полной верой, но не скоро добьешься, чтобы они поняли, о чем идет речь», — писал один из миссионеров[407]. Священник Михаил Тан жаловался в своей статье на слушателей проповеди: «Жаль, что большинство из них неграмотны, трудно учить их»[408].
Местные жители часто ожидали от миссионеров не только проповеди, но и материальной помощи, особенно во время тяжелых испытаний, а Миссия не имела возможности такую поддержку оказывать даже в местах расположения станов. В 1910 г. из–за сильного наводнения в пров. Хубэй народ умирал с голоду, а в Хэнани свирепствовала эпидемия оспы. Миссия чувствовала себя бессильной облегчить страдания своих духовных детей. Записки архимандрита Симона рассказывают о мире неизбывного страдания, в котором трудились русские миссионеры: «На улицах (Кайфына. — Авт.), как обычно, встречалось много нищих, почерневших от пыли, едва прикрытых грязным тряпьем. Они или сидят скорчившись где–нибудь в стороне, или стоят на коленях у входа какой–нибудь лавки, или медленно двигаются по узким улицам, сторонясь от занятых своим делом прохожих и проезжих; есть и калеки, — видел я ползающего лежа на спине; а на одной из улиц, где мы проезжали, лежал, кажется, мертвый…»[409]· В этой связи важно отметить, что большинство присоединявшихся к Православию были совершенно бескорыстны, не рассчитывая на какие–либо материальные выгоды и не получая их. Были, конечно, исключения, но скорее наивного свойства: одна старуха крестилась из опасения, что ее внука в противном случае исключат из миссионерскои школы[410].
В провинции Хэнань миссионерская деятельность в основном разворачивалась в городах, расположенных на железной дороге Пекин — Ханькоу — Вэйхуэйфу, Кайфыне, Чжандэ (с 1909 г.), хотя были также станы в более отдаленных от путей сообщения местах — Цисяне (школа просуществовала с 1908 по 1913 г.), Нинлинсяне, Цзанчжуане и Даокоу. Интересно для нас возникновение некоторых станов.
Чиновник 5–го класса по фамилии Фань, сильно пострадавший от мятежников в 1900 г., решил поддержать Православие и в 1905 г. построил в Вэйхуэйфу молитвенный дом и школу. Через шесть лет он сам крестился с именем Петра и продолжал поддерживать стан. Однако со временем выяснилось, что на обеспечение учеников требуются дополнительные средства. Заведующий станом иеромонах Смарагд основал тогда литографию, переплетную, живописную и конвертную мастерские, которые давали работу подросткам, но доход приносили не всегда. В 1911 г. страшный голод в Хэнани привел к застою в торговле. Наблюдая за бедственным развитием событий в послереволюционном Китае, заведующий станом провидчески писал из Вэйхуэйфу: «…революция, пожалуй, воспитает такие типы, которых нам придется крестить потом. Мы их будем крестить в воде, а они нас в горячем масле»[411]. В Нинлинсяне основателем православной школы стал местный учитель Се Юйчэн. До сорока лет он не имел детей, от чего безмерно страдал. По совету знакомых стал молиться христианскому Богу и вскоре у него родился сын. Под влиянием происшедшего учитель обратился в Православие и основал школу, просуществовавшую с 1909 по 1912 г.[412]
Основатель стана в Кайфыне, Матфей Хуан, еще в бытность свою учителем китайской традиционной школы через протестантов ознакомился с Библией. Оказавшись без работы, некоторое время посещал православные проповеди в Вэйхуэйфу. Ποтом решил вместе с сыном, оставившим службу писца в губернской канцелярии, открыть стан в Кайфыне в 1907 г.[413] Отец и сын Хуаны не только проповедовали, но и организовали общество по борьбе против опиекурения, во время эпидемии оспы оказывали посильную помощь больным. Миссионерский отчет донес до нас описание кайфынского скромного молитвенного дома, картину характерную в то время и для остальных станов. «Обстановка молитвенной комнаты очень проста: на стене две иконы — Спасителя и Божией Матери, украшенные гирляндой хвойных ветвей, у окна стоит маленький аналой, прямо против входной двери — квадратный стол, на котором стоит зеркальце, часы и два фонаря из красной и зеленой материи. Вверху на стене, на белом большом листе бумаги написаны четко большими китайскими иероглифами Десять заповедей. Помост комнаты кирпичный, покрыт пятью циновками, потолки рогожные, сильно прокопченные дымом, оклеены по карнизам и углам белой бумагой. Двери широкие, двойные, двухстворчатые, деревянные, снаружи решетчатые, оклеенные корейской бумагой»[414]. Помещение это было очень холодное, поэтому в сильные морозы ежедневные службы прекращались. Фанзы для молитвенных домов и под школы либо находились в собственности Миссии, либо принадлежали местным православным, либо в большинстве случаев арендовались на средства, пожертвованные верующими.
В кайфынском стане работала школа, где учительствовал Федор Хуан, сын основателя стана. Занятия в школе начинались в семь утра и продолжались до пяти вечера. Основными предметами были Молитвослов, Закон Божий, китайский язык и каллиграфия. В некоторых других школах преподавали еще и Катехизис, Священную историю, церковное пение, арифметику, рисование. Несколько раз в год проводились экзамены, как правило приуроченные к двунадесятым праздникам, когда станы посещали священнослужители из Пекина. Программа позволяла детям из бедных семей обучиться грамоте и постичь основы Православия[415] . В некоторых школах изучали также и русскии язык, что, по признанию миссионеров, давалось детям с большим трудом. Часть учащихся находились на полном пансионе, другие только получали питание. Архимандрит Симон писал о школе под руководством выпускника Пекинской семинарии Арефы Цзана в деревне Цзанцзячжуан: «Эта школа, как и прежде, производит приятное впечатление не какими–либо большими успехами, а простотой и самоуверенностью учителя и учеников в распоряжении тем учебным материалом, которым они обладают»[416]. В 1915 г. во всех школах на станах учились 423 ученика, в отдельных школах их численность колебалась от 9 до 24, за исключением трех учебных заведений: в Даокоу пров. Хэнань (основана в 1909 г.) — 50 человек, в Линдянчжэнь пров. Цзянсу — 36 человек, в Шипу пров. Чжэцзян — 32 человека. Подавляющее большинство преподавателей составляли китайцы[417].
Православные миссионеры сталкивались с различными китайскими суевериями, противоречившими православному вероучению. Например, многие китайцы–православные сохраняли в домах изображения божеств синкретического пантеона. Иеромонах Смарагд, славивший Христа на Рождество в Вэйхуэйфу, в течение нескольких лет уходил ни с чем от наглухо запертых ворот своих духовных чад, стеснявшихся «домашних идолов». Лишь по прошествии нескольких лет прихожане окончательно отказались от идолопоклонства[418]. Приходилось объяснять, что не следует курить перед иконами буддийскими благовониями.
Возникали сложности с крещением женщин. Несмотря на то, что купель устраивалась за специальной перегородкой, их смущало то, что священник увидит их при Миропомазании. Они выражали сожаление о том, что не бывает женщин священников, ибо тогда многие китаянки решились бы принять Православие[419] . В некоторых станах женщины отказывались стоять вместе с мужчинами на богослужении[420]. Не удалось избежать и проблемы почитания Конфуция. Ведя проповедь в Хэнани, иеродиакон Иннокентий положительно отзывался о древнем философе, чем вызвал похвалу жителей города Цисянь пров. Хэнань, которые «при этом заметили, что давно бы крестились от протестантов или от католиков, но те заставляют забыть Конфуция, и поэтому они не крестились»[421]. В кайфынском стане были довольно часты случаи обращения даосских и буддийских монахов, один из которых даже намеревался поступить в пекинский Успенский монастырь[422]. Хотя выше и указывалось, что первоначально православные миссионеры потеряли некоторых неофитов, принявших протестантизм, однако в последующие годы ситуация изменилась. Началось движение в обратную сторону. Как заметил в своем интервью петроградскому «Колоколу» Владыка Иннокентий, протестанты сначала попытались достичь с Миссией соглашения о разграничении сфер влияния, а потом повели враждебную пропаганду против православных, безосновательно обвиняя их в том, что они якобы преследовали в Китае не религиозные, а политические цели .[423]
В некоторых провинциях было всего по несколько станов, например в деревне Шэньцзячжуан уезда Пинъинь пров. Шаньдун, или в пров. Цзянси — горный участок для строительства дач в Люлине, где трудились с 1898 по 1912 г. монах Фавст, а после его смерти монах Иона, или расположенная неподалеку от деревни Сяочикоу, где стараниями Софрония Вана, окончившего православную школу в Шанхае, в 1912 г. крестились 60 человек.
Шанхаю суждено было со временем стать центром Православия для пров. Цзянсу и Чжэцзян. В 1902–1908 гг. здесь трудились иеродиакон Евстафий и катехизатор Александр Чэн. В 1908 г. в Шанхай прибыл брат начальника Миссии — священник Павел Фигуровский, усилиями которого вера стала распространяться в городах и селах по близости от Шанхая. Открылись школы на северном берегу Янцзы в Хаймэне, Хуэйтунчжэне, Саньянчжэне, Линдяньчжэне. После 1910 г. образовались православные общины в провинции Чжэцзян в г. Тайчжоу (в его округе имелись станы в Линхайсяне, Хуаняньсяне, Луцяо, Вэньлин–сяне, Синьхэ, Цяньцзе), Ханчжоу, Нинбо и Шипу (станы в Яньцанцяне и Тяньяньху). В 1916 г. численность православных в округе превысила 1000 человек, и было решено направить в Шанхай архимандрита Симона для заведования миссионерскими станами в южных провинциях[424]. Очевидно, что не будь трагических событий в России, проповедническая деятельность на юге Китая продолжала бы успешно развиваться. В одном только 1916 г. в провинциях Хубэй, Чжэцзян и Цзянси было крещено 578 человек[425].
В Монголии имелись два стана — в Калгане (с 1898) и Бада–ханьгоу (с 1913).
В провинции Чжили из–за непосредственной близости Пекина миссионерских станов было особенно много. Их можно разделить на две группы с центрами соответственно в Юнпинфу и Тунчжоу. Летом 1898 г. начальник Миссии начал строительство церкви и дачи в Цзиныианьцзуе неподалеку от Бэйдайхэ, на берегу Желтого моря. Через год туда приехал учитель и открылась школа. Из–за обилия обращающихся их часто крестили в море. В деревнях Люцзяин, Тайин (впоследствии организована школа) и Цяньнань появилось много православных.
При усадьбе Миссии служил сторож Тан–хэ, переживший бедствия ихэтуаньского восстания и продолжавший охранять восстановленную в 1901 г. церковь Преображения Господня. Его сыновья Михаил и Павел учились в миссийской школе в Пекине. Одному из братьев было суждено посвятить себя Церкви. Михаил Тан стал диаконом, а в январе 1908 г. был рукоположен во священника для служения в храме в городе Юнпинфу. Преосвященный Иннокентий специально приобрел здесь дом и участок земли для миссионерского стана (соответственно в 1904 и 1906), где вскоре был построен храм во имя Иоанна Предтечи (освящен в 1905 г.) и открыта школа, которая, однако, время от времени закрывалась из–за отсутствия учеников.
Трудности миссионерской работы объяснялись не столько неопытностью молодого священника, сколько мощным присутствием в городе католиков, резиденция их епископа находилась как раз в Юнпинфу. Отец Михаил Тан, тем не менее, усердно проповедовал и основал в 1910 г. православные общины в Лу–аньчжоу, Бэйцзявопу, Ванцзечжуане, Чанминчжуане, Кайпине и Таньшане. Всего отец Михаил Тан опекал около 600 православных в 40 пунктах. У священника вскоре появились помощники, катехизаторы–китайцы. В 1912 г. православный Мефодий Бао предоставил дом для проповедей в деревне Чангэчжуан, а в 1913 г. Петр Чжан подарил землю и построил на ней небольшую церковь в деревне Лувэйшань. Оба они активно миссио–нерствовали и способствовали крещению своих односельчан[426].
Миссионерский стан в Тунчжоу (с 1910 г. имелся молитвенный дом) возглавлял священник Михаил Мин, также рукоположенный в январе 1908 г. К его ведению относились православные общины в населенных пунктах Сицзи, Ванцзячжуан, Паоди–сянь, Цюйкоучжэнь, Сянхэсянь, Чжайлоцунь, Жэньсиньчжуан, а также стан в деревне Дундинань. Жители этой деревни еще в 1861 г. обратились к иеромонаху Исайе (Поликину) с просьбой о крещении. Первоначально там был оборудован походный храм во имя Св. Иннокентия Иркутского, уничтоженный впоследствии ихэтуанями. Вновь построенная церковь была освящена во имя Св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова. На стане работала школа. Руководил станом послушник Георгий Солуданов[427] .
Наконец, последний стан — это скит в горах Сишань под Пекином в полутора километрах от деревни Мынтоуцунь. Епископ Иннокентий в 1910 г. купил здесь кумирню с прилегающими землями, которая была переоборудована под Крестовоздвижен–ский скит, заведовать которым был назначен послушник Георгий Федосеев[428]. Территория скита расширялась в 1912 г. и в 1913 г., вскоре там были возведены многочисленные постройки, в том числе церковь, школа и зал для проповедей.
Обладая более чем ограниченными возможностями, Российская Духовная Миссия, тем не менее, добилась в предреволюционные годы XX в. действительно поразительных результатов в деле распространения Православия в китайской глубинке. По данным на конец 1915 г., в Пекине и шести провинциях Китая, где шла миссионерская работа, насчитывалось 5587 крещеных китайцев[429]. Эти люди не получили от Православной Церкви никаких привилегий или материальных выгод, многие из них сами искали возможности креститься или перейти из инославия в Православие, посильным участием поддерживали существование миссионерских станов, начавших было зарождаться на просторах Китая. Исторические события жестоко вмешались в этот процесс, прекратив его. Может быть не навсегда?
Глава X История возникновения Московского подворья Российской Духовной Миссии
Начало XX в. было отмечено заметным расширением сферы деятельности Российской Духовной Миссии, что говорит о несомненной заслуге ее начальника — епископа Переяславского Иннокентия. Испытывая нехватку средств для воплощения планов по распространению православной проповеди на просторах Китая, он стал основывать подворья Миссии, чтобы таким образом получить дополнительную поддержку своим начинаниям. Так возникли подворья в Харбине, Дальнем, на станции Маньчжурия Китайско–Восточной железной дороги, Санкт–Петер–бурге[430] и, наконец, в Москве.
Нелегко было начальнику Миссии найти деньги для приобретения недвижимости в Москве. После долгой переписки с правительственными инстанциями он получил разрешение потратить остаток от компенсации, выплаченной китайским правительством. Святейший Синод получил эти деньги «на восстановление разрушенных во время боксерского восстания в Китае зданий миссии». Неистраченная часть средств в размере 200 тыс. рублей была отчислена по определению Святейшего Синода от 16–24 октября 1910 г. (№ 6752) в качестве неприкосновенного фонда Российской Духовной Миссии и положена в Русско–Азиатский банк. Синод дозволил взять из фонда 97 тыс. рублей для оформления купчей на землю и постройки будущего подворья в Москве с тем, чтобы имущество немедленно было заложено и деньги возвращены в банк. Можно было считать это большим достижением, ибо в тогдашней российской практике были часты случаи, когда средства, предназначавшиеся на нужды Церкви, подчастую направлялись на иные цели. Например, российский консул в Фучжоу (пров. Фуцзянь в Юго–Восточном Китае) собрал в начале XX в. 25 тыс. рублей на строительство православного храма в этом портовом городе, куда регулярно заходили суда нашего дальневосточного Добровольного флота. После смерти дипломата собранные им средства так до представителей Церкви и не дошли[431] .
Приехав в Россию в 1913 г., очевидно, для участия в праздновании 300–летия правления дома Романовых, епископ Иннокентий завершил воплощение своей идеи: основал Московское подворье. Предполагалось, что здесь будет церковь, аудитория православного чтения для народа и братство трезвости. Собирались создать также специальную семинарию для китайцев, рассчитанную на 20 учеников[432].
Святейший Синод по представлению обер–прокурора от 17 июня 1913 г. (№ 7708) рассмотрел дело о приобретении Миссией земли с постройками и специальным указом (№ 12080 от 1 августа 1913 г.) дал на то свое разрешение[433]. Таким образом, с момента принятия 6 марта — 1 апреля 1908 г. синодального определения № 1631 об учреждении Московского подворья и подчинении его святителю Макарию, митрополиту Московскому и Коломенскому, прошло более пяти лет[434]. Заметим также, что выделенных Синодом средств оказалось недостаточно, и, как писал впоследствии архимандрит Авраамий, один из активнейших энтузиастов православного миссионерства в Китае, часть капитала была взята «из наличных средств Миссии»[435]. Факт сам по себе замечательный, если учесть, что годовой бюджет Миссии составлял всего лишь 32 тыс. рублей[436].
Епископ Иннокентий уповал на то, что Московское подворье со временем преобразуется в небольшой образцовый монастырь, где китайцы смогли бы постигать истины православной веры. С этой целью он в августе 1913 г. совершил поездку в монастыри Киева и Белгорода, дабы собрать братию, готовую подвизаться на подворье на началах строгого общежития[437]. К сожалению, нам ничего не известно о результатах этой поездки. Можно лишь сказать, что деятельность преосвященного получила поддержку бывшего главы Российской Духовной Миссии, митрополита Киевского и Галицкого Флавиана (Городецкого), пожертвовавшего Миссии одну тысячу рублей[438].
Купленная епископом Иннокентием земля с постройками принадлежала дворянке Агнии Ивановне Новицкой (в некоторых бумагах недвижимость числилась за ее покойным супругом Эдмундом Львовичем Новицким)[439] и располагалась на углу Покровской и Ирининской улиц (в советское время — Бакунинской и Фридриха Энгельса) поблизости от Гаврикова переулка. Усадьба имела площадь 1240 кв. сажен (2645,6 м2), состояла из двух дворов, на которых располагались 11 флигелей, вмещавших пять магазинов, 16 квартир и 77 отдельных комнат, в двух из коих находилась (как написано в документах) «фабрика Розе»[440]. Третьего августа 1913 года здесь иеромонах Леонид, заведующий Петербургским подворьем Российской Духовной Миссии, освятил часовню во имя Спаса Нерукотворного[441].
Созидание Московского подворья проходило при активном участии одного из самых деятельных членов 18–й Миссии — архимандрита Авраамия [в миру Василий Васильевич Часовников (1864–1918)]. Он приехал из Пекина в Москву, чтобы, выступая с лекциями о миссионерской деятельности православных в Китае, собрать в Санкт–Петербурге и Москве средства на развитие Китайского православного братства и строительство в Пекине собора во имя 300–летия дома Романовых[442]. Так, выступая в Москве 16 марта 1913 г. в Обществе любителей духовно–нравственного просвещения в присутствии Священномученика Владимира, митрополита Петроградского, архимандрит Авраамий указывал на настоятельную необходимость подготовки миссионеров для работы в Китае. Он провидчески указывал на грядущий наплыв китайцев в Россию и на опасность наступления восточного язычества на Православие[443].
В конце 1913 г. Московское подворье возглавил иеромонах Досифей (в миру Димитрий Федорович Королев), уроженец Москвы, начинавший свой монашеский путь в 1864 г. послушником в Николо–Угрешском монастыре. В 1873 г. был пострижен в монахи, а вскорости рукоположен во иерея, после чего переведен в Высокопетровский монастырь в Москве. В дальнейшем три года состоял экономом Московской Духовной Академии. Иеромонах Досифей прославился своим замечательным голосом, П.И. Чайковскии признавал его четвертым лучшим тенором Европы[444] . В течение 27 лет отец Досифей подвизался в Чудовом монастыре, где был уставщиком. В 1901 г. перешел казначеем в Знаменский монастырь. Являлся кавалером ордена Св. Анны 3–й степени. В 1913 г. отец Досифей по неизвестным нам причинам сложил с себя обязанности заведующего подворьем[445].
Появление часовни на подворье Миссии вскоре было замечено, и благочинному 3–го отделения Сретенского сорока, настоятелю Софийской, что на Лубянке, церкви, протоиерею Сергию Садковскому 7 августа 1913 г. поступило донесение от священника Троицкой, что в Покровском, церкви Алексия Покровского, в нем, в частности, говорилось: «Будет открыта здесь Китайская семинария для приготовления миссионеров в Китай; построится пока деревянный храм, а со временем, — и каменный; а пока отделали одну комнату, — с Покровки, — под часовню, в которой и начали служить с 3 августа молебны, всенощные бдения и обедницы… Служат монахи и имеют ли право на это — неизвестно»[446]. Документ был приобщен к делу, ход коему был дан в связи со строительством, развернувшимся на подворье. Началось расследование. В ходе его выяснилось, что святитель Макарий еще 31 июля 1913 г. дал указание (№4004) «разрешить устроение временного храма при подворье Пекинской миссии».
Строительство началось летом 1914 г. В здании, выходящем на Покровскую улицу, были сняты перегородки в нижнем этаже и помост второго этажа. Размер часовни составлял 18 кв. саженей (около 38 м2), высота 2,5 сажени (примерно 5,3 м). Как докладывал церковным властям архимандрит Авраамий, архитектор–археолог В.М. Борин признал постройку прочной (акт от 15 июня 1913 г.). И вот тогда–то отец Авраамий, 30 сентября 1914 г., обратился к митрополиту с просьбой разрешить освятить храм. По сообщению «Китайского благовестника», освящение совершил 18 октября архимандрит Авраамий в сослужении иеромонахов Леонида и Паисия, причем пел хор китайцев–семи–наристов. Основанием для открытия храма послужила резолюция святителя Макария № 4668 следующего содержания: «11 октября 1912 г. Освящение поименованного храма разрешается отцу архимандриту Авраамию, для чего выдать ему антиминс»[447]. Было установлено расписание служб: литургия в 9 час., вечерня в 17 час., а всенощное бдение — в 18 час. Для служения в храме были приставлены один иеромонах и трое певчих — китайцев–семинаристов[448]. Бюрократический аппарат довольно долго разбирался в том, на каком основании проводятся богослужения на подворье Миссии. Проблема состояла в том, что насельники подворья не могли представить письменной резолюции Владыки. Как доносил 10 августа 1915 г. в Московскую Духовную консисторию благочинный столичных епархиальных монастырей архимандрит Феодосий, текст резолюции увез с собою в Пекин епископ Иннокентий[449].
К 1915 г. на подворье уже имелся небольшой храм во имя Рождества Иоанна Предтечи. Точная копия старинной иконы Св. Иоанна Крестителя из Николо–Покровского единоверческого монастыря была подарена А.И. Новицкой[450]. Всего богомольцами было пожертвовано более 70 икон, из коих и составили иконостас новой церкви после предварительной перестройки здания[451]. В отчете отца Авраамия об иконостасе говорится несколько иначе: «Иконостас резной работы с позолотою, в нем всех икон три: посредине Нерукотворенного Спаса, по бокам Бо–жия Матери и Николая Чудотворца»[452]. Архимандрит писал также, что «богомольцев в течение дня бывает достаточно и производится продажа свеч, икон и книг религиозного содержания». Свечной доход составлял свыше 100 рублей в месяц, от заказных молебнов — около 40 рублей[453] Храм был теплый, но вряд ли мог, как сообщал «Московский листок», вмещать 300 молящихся при столь небольшой площади. Недовольство московских городских властей строительной деятельностью подворья было связано с тем, что большая часть строений находилась в запущенном состоянии, некоторые — были необитаемы, на грани разрушения и представляли опасность для людей. Российская Духовная Миссия планировала в дальнейшем эти постройки снести и на их месте возвести доходные дома.
Создание подворья в Москве было в значительной степени вызвано экономическими соображениями. Оно давало 17200 рублей годового дохода (при расходе 7479 рублей)[454], что, несомненно, являлось значимой поддержкой для Российской Духовной Миссии, постоянно испытывавшей материальные трудности и вынужденно сдерживавшей миссионерскую работу во многих провинциях из–за отсутствия денег. Однако была и другая причина, побудившая епископа Иннокентия открыть подворье в Москве. Дело в том, что при Российской Духовной Миссии в Пекине в начале XX в. была основана семинария, где обучались китайцы–катехизаторы. Требовалось посылать их в Россию для получения более основательного богословского образования. Еще в конце XIX века начальник 17–й Миссии — архимандрит Амфилохий (Лутовинов) — испросил у Святейшего Синода разрешение посылать учеников Пекинской православной школы (семинарии тогда ещё не было) на учебу в Иркутскую Духовную семинарию. Тогда родители не решились отпустить детей в далекую Россию, а потом положение на Дальнем Востоке резко осложнилось в связи с китайско–японской войной 1894–1895 гг., сократились наличные средства Миссии, и план был отложен в сторону[455]. К идее посылки китайцев–семинаристов на стажировку в Москву вернулись уже в начале XX в. Епископ Иннокентий стремился также к тому, чтобы в России, как можно шире, развернулось миссионерское движение, преследовавшее цель распространения Православия в Китае. Именно для этого было учреждено миссионерское общество под названием «Китайское братство». Устав его был передан на утверждение Святейшего Синода, а небесным покровителем избран Священномученик Гермоген, Патриарх Московский и всея Руси.
Во время первой мировой войны на территории подворья был открыт небольшой лазарет для раненых воинов на пять коек[456].
Писатель и исследователь истории московских храмов П. Паламарчук сообщает, что церковь на подворье была закрыта в 1920–х гг. Он указывает, что в этом районе имелось китайское население, исчезнувшее лишь после выселения китайской общины из Москвы в начале 1930–х гг. Изученные нами материалы Центрального государственного архива Московской области свидетельствуют о следующем. Вплоть до октябрьского переворота внутрицерковный административный статус подворья оставался неясным. Об этом свидетельствует то, что по вышеупомянутому решению Святейшего Синода от 1908 г. будущее подворье подлежало ведению местного архиерея святителя Макария, митрополита Московского и Коломенского. В то же время П. Паламарчук приводит указание «Московского листка» о подчинении церкви и подворья «моек. Синодальной конторе»[457]. Вся административная переписка по поводу подворья шла, таким образом, через епархиальный орган церковного управления — Московскую Духовную консисторию. Однако, как можно заметить, все рапорты отца Авраамия были адресованы монастырским благочинным, а потому становится ясно, что церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи на Московском подворье Российской Духовной Миссии не значилась в списках ни одного из московских сороков. Подворье, видимо, рассматривалось как московское представительство Пекинского Успенского монастыря.
Советская власть не сразу разобралась, что такое Российская Духовная Миссия в Пекине, и включила ее подворье в не имеющий даты «Список инославных (еврейских, магометанских и др.) зданий религиозного культа»[458]. Из документации отдела юстиции Московского совета рабочих и крестьянских депутатов явствует, что в 1918–1920–х гг. власти старались срочно ликвидировать домовые церкви, к которым относился и Предтеченский храм на подворье. Многочисленным эмиссарам отдела юстиции выдавались мандаты, разрешавшие им расправляться с церквями по собственному произволу[459]. Тем не менее, подворью удалось еще некоторое время сохраняться. Об этом свидетельствует документ… о распределении вина. 17 января 1921 г. был распространен циркуляр НКВД «О временном порядке распределения виноградных вин», в соответствии с которым каждому храму полагалось по три бутылки вина в год. В списке под № 23 значится «Церковь Пекинской Духовной Миссии, 1–я Лефортовская часть, Басманный район».[460]
Настало время изъятия церковных ценностей. В конце апреля — начале мая 1922 г. проводилось организованное ограбление храмов района Москвы, превратившегося из Басманного в Бауманский. К этому времени церковь подворья уже была опечатана. Как значилось в составленном по этому поводу 26 апреля протоколе, «…опечатана печатью Отдела Управления Московского Совета документов опричине опечатания церкви не оказалось» (нами сохранена орфография подлинника)[461]. Очевидно, это были последствия деятельности одного из бесчисленных уполномоченных, бесчинствовавших в городе. Пятого и шестого мая из храма, названного безграмотным писарем «Духовной миссией Пекинского подворья», а в другом месте — «церковью Святого Иоанна Предтечи Пекинского подворья Духовной миссии», было изъято 29 фунтов 73 золотника (примерно 12 кг 200 г) серебра и «один нательный золотой крест». Серебряных предметов было 39:18 различных окладов с икон, 5 венчиков с образов, 9 нательных крестов, 2 лампады и набор священных сосудов — чаша и дискос, звездица, лжица и дароносица. Свидетелями со стороны пострадавшей стороны стали священник Алексий Ефимов и представитель домового комитета Иван Леонтьев. Грабили — уполномоченный районной комиссии Симонов и заместитель начальника 5–го районного отделения милиции Яшин[462].
С тех пор в Предтеченском храме уже не совершались богослужения. В начале же 1923 г. здания подворья были отданы под склад имущества ликвидировавшихся домовых церквей[463].
В 1978 г. была снесена часть здания по Покровской (Бакунинской) улице № 30, где находилась церковь, а к 1990 г. на месте подворья образовался пустырь[464]. Московское подворье разделило судьбу многих храмов и монастырей России, подвергшихся осквернению и разрушению. По прошествии нескольких десятилетий была уничтожена и сама Российская Духовная Миссия в Китае.
В этой небольшой книге была сделана попытка под разными углами зрения рассмотреть историю распространения и современное положение христианства в Китае. Прошедшие века стали свидетелями ожесточенной борьбы между сторонниками и противниками этого вероучения в Поднебесной. И как показывают наши наблюдения, труды миссионеров и верующих не были напрасными. Ни официальное неприятие христианства в императорском Китае, ни зверства ихэтуаней, ни коммунистические гонения не смогли остановить тех, кто решил последовать за Христом. В настоящее время Китай является страной, где более ста миллионов человек считают себя христианами. Современные условия не позволяют иметь в этом вопросе точную статистику, тем более что многие верующие скрывают свое христианское вероисповедание. Очевидно одно: все это множество людей являются активными верующими. Конечно, в масштабах страны, население которой к 2050 г. достигнет 2 млрд., это, может быть, и не много. Но необходимо учитывать, что в среде верующих постоянно растет доля молодежи и интеллигенции. В более чем 260 вузах КНР имеются факультеты или кафедры, изучающие христианство, что свидетельствует о значительном росте общественного интереса к этому предмету (Далу цзунцзяо гайкуан. Положение религии в материковом Китае, 1996–2001 гг.. Тайбэй, 2002; с. 70). Интенсивно развивается богословское образование, как официальное, так и нелегальное. Весьма активно идет издательская деятельность, в том числе и неподконтрольная властям. Достаточно сказать, что с 1987 г. по 1999 г. было напечатано 20 млн экземпляров Библии, распространение которой официально не ограничивается (там же, с. 65). Наиболее динамично развиваются протестантские деноминации и католицизм, однако и в православной среде (в Пекине, Харбине, Синьцзяне и Внутренней Монголии) наблюдается оживление религиозной жизни.
Власти с настороженностью относятся к происходящим процессам, однако уже не в состоянии полностью их контролировать. Провозглашенные принципы государственной политики (соответствие деятельности религиозных объединений политике компартии, государственному законодательству и интересам социализма), безусловно, ограничивают свободу вероисповедания (хотя бы потому, что идеология компартии предполагает окончательное отмирание религии). И все же, как показывают наблюдения, деятельность верующих интенсивно развивается, несмотря на административные ограничения и даже репрессивные меры.
Нет сомнений в том, что третье тысячелетие принесет фундаментальные изменения в жизни Китая и идеалы христианства сыграют важную роль в формировании будущего этой великой страны.
364. Основан в 1635 году царем Михаилом Федоровичем, находился у Покровской заставы, на Семеновской (ныне Таганской) улице (д. 58). (Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 2. СПб., б.г. С. 1830; Паламарчук П. Сорок сороков. Т. 1. М., 1992. С. 312—317).
365. Китайский благовестник. 1916. Вып.7–8. С. 12.
366. Там же, с.16–17.
367. На это указывал архимандрит Палладий (Кафаров) в своем донесении обер–прокурору Синода графу А.П.Толстому. — Палладий, архим. Некоторые соображения по поводу предполагаемого учреждения православной проповеднической миссии в Китае. — Там же. 1915. Вып. 9–12. С. 44.
368. Алексий (Виноградов), иером. История Библии на Востоке: с обзором метода и условий благоприятных и неблагоприятных ее переводам и распространению. СПб., 1889–1S95. Т. I, вып. 1. С. CCXLVI.
369. Китайский благовестник. 1916. Вып. 15–16. С. 16–17.
370. «…новая миссия сознательно поставила своей целью распространение христианской веры в Китае и практически стремилась осуществить свое апостольское призвание…» — Пекинская Духовная Миссия в 1902–1913 годах. — Там же. 1914. Вып. 1–2. С. 11.
371. Корсаков В.В. В проснувшемся Китае. — Дневник — хроника русской жизни перед русско–японской войной. М.，1911. С. 230.
372. Симон, архим. Отчет о состоянии Шанхайского отделения духовной миссии за 1916 год. — Китайский благовестник. 1917. Вып. 1–2. С. 6–7.
373. Корсаков В. В. Цит. соч. С.231.
374. Китайский благовестник. 1914. Вып. 1–2. С. 11.
375. Апостол Китая. — Там же. 1913. Вып. 11. С. 10. Примером того, какие требования предъявлялись к будущим насельникам пекинского Успенского монастыря, может служить призыв к русским инокам, приглашавший желающих поступать в братию пекинской обители: «Не смущайся брат тем， что не многоучен ты, что не владеешь искусными мастерсгвами, что не обладаешь физической силой, что, наконец, не чувствуешь особой склонности к подвигам поста и молитвы. Хорошо, если и все это будет в тебе, но главное не в этом. Испытай себя в другом. Бескорыстен ли ты, послушен ли, терпелив ли? Не ищешь ли славы мирской, скорого возвышения над братьями своими? Не ищешь ли перемены места, простого развлечения и беспечной жизни? Ревнуешь ли о приведении ко Христу язычников? Полюбил ты их заочно? Если полюбил, если ревнуешь, то легко тебе будет жить здесь, легко прощать некоторые недостатки ближних, легко терпеть одиночество среди людей другого языка и верований». — Там же. 1911. Вып. 5. С. 7.
376. Корсаков В.В. Цит. соч. С. 209–210.
377. Там же, с. 149.
378. Иннокентий, еп. Ответ начальника Пекинской Духовной Миссии Обер–прокурору Святейшего Синода от 8 мая 1915 года. — Китайский благовестник. 1915. Вып. 7–8. С. 30.
379. Примером могут служить двое сотрудников миссии:
380. Личный состав Пекинской Духовной Миссии. Там же. 1914. Вып. 7–8. С. 25–26.
381. Ча Шицзе. Миньго цзидуцзяоши луньвэньцзи. Сборник статей по истории христианства в период республики (查時傑·民國基督教史論文集). Тайбэй, 1993. С. 20.
382. Latourette K.S. A History of Christian Missions in China. Taipei, 1975. P. 724.
383. Корсаков В.В. Рассказ архимандрита Авраамия о поездке в Маньчжурию и Монголию. Цит. соч. С. 150–151.
384. Китайский благовестник. 1907. Вып. 9–10. С. 1.
385. Палладий, архим. Цит. соч. С. 37.
386. Чтения архимандрита Авраамия о Китае. — Китайский благовестник. 1914. Вып. 15–16. С. 21.
387. При годовом бюджете миссии в 32 тыс. руб. Московское подворье давало от 17 до 19 тыс. руб. годового дохода. — См.: ЦИАМ (Центральный исторический архив Москвы), ф. 203，оп. 486, д. 4，л. 30; Китайский благовестник. А913. Вып. 10. С. 4.
388. «…расширение землевладения и хозяйства миссии тесно связано с развитием миссионерской деятельности», — говорилось в одном из отчетов. — Китайский благовестник. 1914. Вып. 1—2. С. 20. Миссия постепенно развила ряд производств，которые не только делали ее самодостаточной, но и позволяли получать коммерческие доходы. Это были: гальванопластиче–ская мастерская, словолитня, переплетная, живописная мастерская, механическая мастерская, литейная, паровая мельница, свечной завод, мыловарня, пасека, молочная ферма, ткацкая мастерская, промышленное бюро, кирпичный завод. — Отчет о состоянии Пекинской Духовной Миссии в 1915 год. — Китайский благовестник· 1916. Вып.1–2. С.21. Миссия владела значительными участками земли, причем пригодные для земледелия сдавались в аренду (подробно см.: Сведения о земельных владениях Пекинской Духовной Миссии. Там же. 1914. Вып. 5–6. С. 26–28).
389. Сожаление начальника миссии по этому поводу было, в частности, выражено в его докладе: «Для истинно верующих русских людей здесь широкое поле деятельности, наилучшая и самая благодарная почва для произрастания духовных плодов, здесь они могут с любовью послужить Христу и пред целым миром засвидетельствовать, как жизненно и сильно учение православия. К сожалению, однако, никто не внемлет нашему гласу мольбы, когда мы ходатайствуем о расширении миссии. Как будто никем не сознается, какое огромное значение представляет Китай для православия, и что только усиленное распространение православия в недрах Китая может в будущем спасти Россию от нового грозного монгольского нашествия». — Отчет о состоянии Пекинской Духовной Миссии в прошедшем 1907 году. — Китайский благовестник. 1908. Вып. 9–10. С. 3—4.
390. Там же. 1907. Вып. 5–6. С. 1–2.
391. Антоний, монах. Корреспонденция из Фынкоу. — Там же. 1907. Вып. 7–8. С. 28.
392. Китайский благовестник. 1914. Вып. 3–4. С. 12.
393. В миру Сергий Савинов, родился в 1884 году, одиннадцати лет поступил послушником в Чудов монастырь в Москве, через пять лет перешел в Высокопетровский монастырь, с 1902 году жил в Пекине，сначала в качестве иподиакона при епископе Иннокентии, пострижен в мантию в сентябре 1907 года. Там же. 1907. Вып. 5–6. С. 25–26.
394. Миссионерская деятельность Пекинской Духовной Миссии за 1902–1913 годы. Там же. 1914. Вып. 3–4. С. 14.
395. Симон, архим. Отчет о миссионерской поездке с 26 по 30 декабря 1907 года. — Китайский благовестник. 1908. Вып. 18–19. С. 19.
396. Там же. 1907. Вып. 5–6. С. 5.
397. Записка Павла Тань о поездке в город Сянь–ю–сянь в провинции Фу–цзянь. Там же. 1909. Вып. 1. С. 8.
398. Антоний, иерод. Летняя поездка. — Там же. 1911. Вып. 1. С. 14.
399. Там же. 1908. Вып. 20. С. 6.
400. Исключение составляет лишь прачка, крестьянка Акулина Мельникова, пожертвовавшая на устройство Петербургского подворья миссии астрономическую для человека ее рода занятий сумму в размере 3972 руб. коп. — Там же. 1909. Вып. 1. С.26.
401. Там же. 1917. Вып. 1–2. С.9.
402. Архимандрит Симон. Отчет о поездке в провинцию Ху–бэй для обозрения станов Духовной Миссии. Там же. 1914. Вып. 15–16. С. 30.
403. Художник Федор Власов, будущий иеромонах Смарагд，писал о своем опыте жизни в глуши: «Вот уж восьмой месяц, как я откомандирован сюда и восьмой месяц не видал ни одной души русского народа; кажется не по мне бы была эта должность — грустная, тяжелая, среди буддизма дикого народа. Я, новоначальный послушник, недавно отстал от мира, где привык к разгульной жизни, а теперь сразу забит в самую глубь буддизма, не успев получить подготовки. Чувствую, что это дело не мое, это дело монаха–ревнителя, миссионера. Но, увы!., миссионеров здесь нет! — Миссионеры все в России, проповедуют среди христиан… при полных удобствах для жизни. Там и карета удобнее, и лошадь хорошая, и пища, и кров, все приличное; а здесь в Китае — вместо кареты — китайская карета и прихотливый мул, верховая езда — осел, главная пища — гаолян да чумиза, ночлег — закопченная фанза; вот все удобства жизни и проповеди. На такую тяжелую жизнь мы，должно быть, никогда не дождемся к нам на помощь дорогих гостей миссионеров из матушки России; должно быть не слышно там, что здесь у нас жатвы много, а делателей мало!». — Власов Ф. Пасха в глуши Китая. — Там же. 1909. Вып. 7–8. С. 16–17.
404. Там же. 1908. Вып. 9–10. С. 5.
405. Архимандрит Симон. Обозрение станов миссии в провинциях Хубэй, Цзян–си и Хэ–нань в 1912 году. — Там же. 1912. Вып. 7. С. 5.
406. Тан, Михаил, свящ. Праздник в Юнпинфу. — Там же. 1916. Вып. 1–2. С. 19.
407. Там же. 1916. Вып. 19–20. С. 8; Симон, архим. Обстановка деятельности православной миссии в провинциях Китая Хэ–нань и Ху–бэй. — Там же. 1911. Вып. 8. С. 5.
408. Тан, Михаил, свящ. Миссионеры туземцы в Китае. — Там же. 1911. Вып. 2. С. 8.
409. Симон, архим. Цит. соч.
410. Там же. 1914. Вып. 5–6. С. 11.
411. Смарагд, иером. На родине Юан–Ши–кая. — Там же. 1913. Вып. 12. С. 28.
412. Там же. 1909. Вып. 2. С. 29.
413. Там же. 1908. Вып. 23–24. С.30.
414. Симон, архим. Отчет о миссионерский поездке с 26 по 30 декабря 1907 года. — Там же. 1908. Вып. 23–24. С. 31.
415. Хотя последнее не считалось обязательным. Например, в г. Юнпинфу пров. Чжили был ученик, не посещавший богослужения, поскольку был т протестантской семьи. — Там же. 1908. Вып. 11-\2. С.20.
416. Симон, архим. Отчет о поездке в провинцию Хэ–нань для обозрения станов миссии (сентябрь 1914 года). — Там же. 1914. Вып. 17–18. С. 25.
417. Отчет о состоянии Пекинской Духовной Миссии в 1915 году. — Там же. 1916. Вып. 1–2. С. 21.
418. Китайский благовестник. 1914. Вып. 5–6. С. 16.
419. Там же. 1909, Вып. 2. С. 28–29.
420. Там же. 1911. Вып. 8. С. 3.
421. Власов Ф. Миссионерский стан в Цисяне провинции Хэ–нань. 一 Там же. 1909. Вып. 1. С. 24.
422. Там же. 1908. Вып. 20. С.15; 1908. Вып. 23–24. С. 30.
423. A–в, С.В. Русская миссия в Китае. — Там же. 1913. Вып. 9. С. 16.
424. Там же. 1916. Вып. 15–16. С. 26.
425. Там же. 1917. Вып. 1–2. С. 9.
426. Миссионерская деятельность Пекинской Духовной Миссии за 1902—1913 годы. — Китайский благовестник. 1914. Вып. 3—4. С. 5.
427. Георгий Яковлевич Солуданов, в монашестве Евангел (с 1912 года), родился в 1874 году, крестьянин Пензенской губернии, агроном, служил в армии, был вдов，приехал в Китай в 1907 году вместе с сыном，быстро освоил китайский язык и проповедовал. — Там же. 1912. Вып. 4. С. 4.
428. В монашестве Орентий (с 1912 года), родился в 1886 году, крестьянин Рязанской губернии, кузнец，с юности испытывая склонность к монашеству, поступил в общежительный монастырь в Малоярославце (видимо, Черноостровский Николаевский) Калужской губернии, прибыл в Пекин в 1911 году. — Там же. 1912. Вып. 4. С. 4.
429. Там же. 1916. Вып.1–2. С. 22.
430. Первоначально Петербургское подворье сталкивалось с определенными трудностями, но к 1914 году на нем была выстроена двухэтажная трехпрестольная церковь во имя иконы Казанской Божией Матери на 1500 молящихся. ~ Китайский благовестник. 1914. Вып. 1–2. С. 5.
431. Там же. 1916. Вып. 17–18. С· 16.
432. Там же. 1913. Вып. 10. С. 3.
433. ЦИАМ, ф. 203，оп. 486，е.х. 2. — Дело о приобретении Пекинской Духовной Миссией усадебного места с постройками в Москве и об открытии на оном подворья, с домовою церковью и служащею братиею (далее «Дело…»). Л. . 1.
434. См.: Церковный вестник. 1908, № 14.
435. «Дело…».几 30.
436. Китайский благовестник. 1913. Вып. 10. С. 4.
437. Там же.
438. Там же. 1913. Вып. 12. С, 20.
439. «Дело…». Л, 9.
440. «Дело…». Л. 30.
441. П. Паламарчук называет дату — ноябрь 1913 года, ссылаясь на «Мос–ковскиЙ листок» от 16 ноября 1913 года и 9 марта 1914 года. — См.: Сорок сороков. Т. 3. Москва, 1995. С. 490–491. В часовне хранились древние образа Неру–котворного Спаса в вызолоченном киоте, Албазинской Божией Матери и Святителя Николая. — См.: Китайский благовестник. 1914. Вып. 21–22. С. 23.
442. 17 февраля 1914 года отец Авраамий подал прошение митрополиту Макарию по поводу проведения 15 августа, в день Успения Пресвятой Богородицы, однодневного сбора на построение храма при Российской Духовной Миссии. В результате сбора, проведенного в Московской епархии, Московская Духовная консистория препроводила 2 декабря 1914 года на Петроградское подворье Миссии 47 рублей 70 копеек (ЦИАМ, ф. 203, оп. 698, е.х. 604. Л. 12). Заметим попутно, что столь же малоуспешным оказался и сбор предыдущего 1913 года на сооружение храма–памятника Отечественной войны 1812 года на Петербургском подворье Миссии — 50 руб. 71 коп. (ЦИАМ, ф. 203，оп‘ 698，е.х. 540. Л. 10).
443. Отец Авраамий выступал также 23 марта в зале Московского епархиального дома {«Московские ведомости», 26 марта 1914 года), а также 27 марта в зале Дома духовного ведомства в присутствии митроподагга Киевского Флавиа–на, проявлявшего живейший интерес к делу православной проповеди в Китае. — Китайский благовестник. 1914. Вып. 15–16. С. 21.
444. Китайский благовестник. 1914. Вып. 5–6. С. 19.
445. Вообще же, на подворье в 1914 г. проживали: архимандрит Авраамий, иеромонахи Досифей и Паисий, монах Леонид, послушники Михаил Чубаров и Андрей Соколов («Дело…». Л. . 31). О китайцах–семинаристах нам известно лишь то, что сообщалось «Китайским благовсстником»: для проживания на Московском подворье и последующей учебы в Россию прибыли семинаристы–китайцы. — Китайский благовестник. 1914. Вып. 21–22. С. 25.
446. «Дело…». Л. . 3.
447. Китайский благовестник. 1914. Вып. 21–22, С. 26.
448. «Дело…》, Л. 8,
449. «Дело…». Л. . 12 об.
450. Она и в дальнейшем продолжала оказывать помощь подворью. В марте 1915 года А.И. Новицкая пожертвовала на построение семинарии для китайцев в Москве 5000 рублей закладных листов Нижегородско–Самарского земельного банка. В связи с этим по представлению епископа Иннокентия Святейший Синод благословил ее «за оказанные… особые услуги по духовному ведомству, святою иконою Всемилостивого Спаса при грамоте». — Китайский благовестник. 1915. Вып. 9–12. С. 59–60.
451. Китайский благовестник. 1914. Вып. 21–22. С. 25.
452. «Дело…». Л. 31.
453. «Дело…». Л. . 30 об.
454. «Дело…». Л, 30.
455. Китайский благовестник. 1916. Вып. 15–16. С. 13.
456. Там же. 1914. Вып. 21–22. С. 23.
457. Паламарчук П. Цит. соч. Т. 3. С. 491.
458. ЦГАМО，ф. 66，оп. 18，е.х, 48.几 10 об.
459. Вот пример такого документа:
460. ЦГАМО, ф. 66，оп. 18，е.х. 72. Л. 252.
461. ЦГАМО, ф. 66，оп. 18，е.х. 286. Л_ 237.
462. ЦГАМО, ф. 66，оп. 18，е.х. 286. Л. 2，6, 236а, 237.
463. «23 января 1923 года
464. Паламарчук П. Цит. соч. Т. 3. С. 491.
Источник: Свящ. Пётр Иванов "Из истории христианства в Китае".
