Врачебное бессилие
В жизни семейного врача не бывает одинаковых дней, одинаковых пациентов, как и не бывает одинаковых болезней. Только кажется, что все можно полечить по учебнику. У каждого человека своя замысловатая медицинская история. Все имеет значение – возраст, пол, вес, детские болезни, наследственность, профессия, окружение, целая гора сопутствующих факторов, лежащих в сфере экологии, физиологии, психологии и, в первую очередь, духовной жизни.
С годами, по мере воцерковления, каждый врач проходит стадию недоверия своим знаниям. Он однажды поразится тому, что физиология – лишь следствие значительно более глубинных причин, которые сводятся прежде всего к греховной природе человека. Яснее всего это видно в гинекологии.
Вот и сейчас я листаю историю женских болезней 38-летней Анны, ведь семейный врач вникает во все заключения узких специалистов. И снова от гинеколога безрадостная весть. Дорогостоящее лечение не дало результатов. С маткой придется распрощаться. Опутанная узлами, она уже давит на мочевой пузырь и выдает схваткообразные боли. Анна пришла ко мне за советом по поводу подготовки к операции. Она очень расстроена, но по-прежнему ерзает, глядя на иконы в моем кабинете.
Я знаю ее семь лет, и все семь лет она непримирима в вопросах веры. Чистое богоборчество и мусор в голове из различных восточных верований. Тогда, семь лет назад, у нее были разнообразные инфекции. Уреаплазма, хламидии, гарднерелла, микоплазма, герпес… Они появлялись в анализах вместе или по очереди. Их лечили тяжелыми антибиотиками, и они на время уходили «в подполье», чтобы при малейшем стрессе вылезти наружу. Вряд ли Анна была легкомысленной в личной жизни, все-таки муж и ребенок. А вот слова «три аборта» и небольшой крестик рядом, как перечеркнутая запятая, единственные во всей истории болезни были написаны красной пастой, почти кровью. Я бы и так обратила внимание, но спасибо тебе, дорогой друг.
Это такая странная запись, очень ровным, редким для врача четким почерком с округлыми дрожащими витиеватыми буквами. Так писала моя учительница по русской литературе, которой на момент моего выпуска было шестьдесят лет. Так пишут очень пожилые дамы, которые не торопятся и выверяют каждый день своей жизни. Красной пастой она писала послание неизвестному коллеге в смутной надежде, что он обратит внимание на злосчастные три аборта и сделает духовные выводы. Красный крестик рядом казался приговором всей дальнейшей женской доле Анны.
Я не боюсь сказать лишнее пациенту, потому что давно пережила страх оказаться непонятой. Я говорю то, что должна: «В ваших обстоятельствах я бы пошла в церковь». Анна боится как маленькая девочка, но упорствует в своем протесте, поджимает губы и смотрит на меня предосудительно, мол, мое ли это дело. Я вздыхаю и продолжаю: «Аборты должны быть исповеданы, иначе беда». «Куда теперь? Уже без матки останусь!» - молчаливо спорит со мной гордая Анна, пренебрежительно отворачиваясь. На самом деле, год назад она бы нелицеприятно высказалась, а теперь молчит, потому что боится. Я пишу ей назначение для подготовки к операции и отпускаю ее.
У меня есть пять минут, чтобы помолиться о ней. Матка – только начало. Останутся яичники и молочные железы, и каждый их миллиметр может дать рост новой опухоли, возможно, уже злокачественной. Я не нагнетаю обстановку. Долг врача – рассмотреть в первую очередь наиболее опасные варианты.
Сколько было в этом кабинете женщин, несущих в себе детскую смерть? Сотни? Они никуда не делись, эти безмолвно кричащие малыши, когда холодные металлические инструменты рвали их на части. Это их крик спустя годы взрывает внутренности матери-убийцы. Лишь вторя этому крику в покаянной молитве, обливаясь горючими слезами над аналоем, благоговейно склоняясь под епитрахиль, можно заглушить его.
Снова приходит женщина с целым букетом женских проблем. Глубокое гормональное расстройство. Я исподволь пытаюсь поговорить про аборты. Она говорит о них легко, как о пройденном с честью испытании. Внезапно на меня накатывает усталость. Я ничего не могу сделать. Конечно, я назначу ей что-то, но не от правды, а от бессилия. Возможно, ей даже на какое-то время станет лучше. Но обрушение неминуемо. Годы в мединституте и моя постоянная учеба после него ничем не помогут этой пациентке. Знания бессильны. Остается молитва.
Паломница Варвара
